Калебо, видимо, возжелал этого ещё более. Самый центр страницы он заполнил мелкими, причудливыми иероглифами. Я уже видел эти иероглифы. Не так давно. Буквально четыре часа назад. Когда, в ожидании Евростара на Париж, разглядывал на вебсайте лингвистов-любителей фотографии рукописи Войнича.
Увы мне. Увы, увы. Каракули Калебо предназначались мне. Причём, как я понял, именно войничские иероглифы, тогда как всё остальное служило лишь закодированной приманкой. Серией ассоциаций для особенных тугодумов. Точнее одного тугодума. Колина Дорфа. Отчего моя жизнь столь нескучна и столь многообразна?
Означало ли это, что мне следовало расшифровать таинственные письмена? Почему Калебо решил, что мне вообще это будет интересно? Покойный профессор слишком много решений принял за меня. Сначала он настоял на том, чтобы я немедленно выехал в Париж. Теперь он распорядился моим свободным временем и выдал мне домашнее задание. Рассчитывал ли он на моё чувство долга или посчитал, что я с головой окунусь в расшифровку этой безумной рукописи с голыми женщинами в зелёных ваннах? Стану активным участником интернет-клуба «Юных Дешифровщиков», их заумных дискуссий о гематрии и энтропии текста? Активно подключусь к горячим дебатам и бурным дискуссиям на вебсайте «Друзья Войнича»? И что вообще представлял из себя предназаченный мне текст? Особо остроумную цитату из оригинала мистера Бэйкона? Или некую эпистолу на войничском языке, в которой Калебо письменно изложил тайное знание, что ни в коем случае нельзя было сообщить по телефону, а только с глазу на глаз? Оставил ли он разгадку тайны Джека Потрошителя или Латинского Убийцы в этих иероглифах, когда понял, что меня он уже не дождётся? Кстати, а что побуждало меня стоять здесь и размышлять о его помыслах? Нездоровое, кошачье любопытство или действительно наивное чувство профессионального долга?..
Запомнить таинственные знаки я был не в состоянии. Меня уже тошнило сегодня. Красть потенциально важные следственные материалы мне не позволила бы совесть. Поэтому я пошёл на компромисс и вытащил из внутреннего кармана пиджака мобильный. Это был достаточно новый Сони Эрикссон с очень приличной камерой. Я сделал несколько снимков разных частей экзотического послания Калебо. Когда я рассматривал качество полученных снимков на дисплее, в комнату ворвался тяжело дышащий Маршан. За ним вбежал полицейский, с которым я ещё не сталкивался.
— Что вы тут делаете, Дорф? — спросил Маршан тоном, не терпящим ответов.
— Звоню, — я потряс мобильным.
— Кому вы звоните?
— Начальству. Лично начальнику управления Смедли-Кёртису.
— Никому не звоните. Ничего ни с кем не обсуждайте пока не будет согласовано с официальными инстанциями.
— Мы тоже официальные инстанция. Скотланд-Ярд…
— Я вас могу арестовать, Дорф. И отобрать телефон. Так что, ведите себя в соответствии… — Маршан подошёл к столу. — Лако, распорядитесь, чтобы все эти бумаги были бы приобщены к делу и отправлены на экспертизу. Да, а всё таки, что вы тут делаете, Дорф? Почему вы тут торчите? Вы мне место преступления загрязняете. Лако здесь останется до прибытия криминалистов, а мы с вами удалимся. Пойдемте, пойдемте… — Он подхватил меня за под локоть. Я спрятал телефон обратно в глубины пиджака и покорно потащился за Маршаном.
— На улицу пойдём. — распорядился Маршан. Мы обошли безжизненное тело при входе в квартиру, прочавкали подошвами по луже крови и зашагали вниз по лестнице, оставляя тёмно-красные следы на ступеньках.
Я только собрался выразить Маршану своё негодование по поводу его грубости и непрофессионального отношения, как мой французский коллега по благородному делу сыска вдруг застыл, как вкопанный, и отпустил мой локоть. Этажом ниже ещё один полицейский стоял перед открытой дверью в квартиру. На пороге стояла симпатичная блондинка, прижимая к себе юную Натали. Натали была во всё том же отвратительном жёлтом платьице. Только абсолютно чистом, без каких-либо следов мороженого или прочих красящих субстанций, пищевых и несъедобных. Странным было также то, что никакой тошноты вид девчонки у меня более не вызывал. «Ещё одна небольшая радость» — подумалось мне. На лице блондинки было недоумение, в глазах девочки — испуг.
— Ещё раз прошу прощение за вторжение и огромное спасибо за ваше понимание и помощь следствию, — сахарным голосом объявил полицейский. — Когда мы получим соответствующие полномочия, мы проинформируем вас о том, что произошло в вашем подъезде.
— Простите, мадам, — Маршан подошёл ближе к порогу квартиры блондинки. Девочка с непосредственным изумлением воззрилась на его широкомасштабную фигуру. — Как я понимаю, мой коллега, уже спросил вас, не видели ли вы каких-либо подозрительных личностей в вашем подъезде за последние полчаса-час? — когда блондинка кивнула, Маршан уставился на девочку. — А малышка? Она выбегала минут десять назад на улицу. С мороженым. Видела ли ты, дорогая, незнакомых людей в подъезде? Впрочем, ты могла видеть и знакомых людей, которые могли странно себя вести… На лестнице, скажем… В общем, кого ты видела в подъезде?
Девочка замотала головой. Блондинка вдруг приобрела решительный вид и загородила Натали своим телом.
— Я уже объяснила мсье полицейскому, что мы не выходили из дому с тех пор, как пришли с танцев час назад. — Мсье полицейский явно был не в курсе случившегося анахронизма и удивлённо переводил взгляд с блондинки на Маршана и обратно. — А что, собственно, произошло?
Маршан проигнорировал её вопрос.
— Но я собственными глазами видел, и двое моих коллег тоже видели, как ваша милая дочь выбегала из подъезда минуть десять, ну, от силы пятнадцать назад!