ГЛАЗА ПРОПАСТИ - Страница 24

Суббота 8 cентября была рыночным днём. Поэтому на улицах Ист-Энда сутолока воцарилась ещё засветло: торговцы, лоточники, ремесленники, поставщики, извозчики — неорганизованными группами подтягивались к Спиталфилдскому рынку. В нараставшей сутолоке инспектор Чандлер николько не удивился, увидев двоих мужчин, бегущих по Ханбюри стрит ему навстречу. им Бёрбанк, красильщик, и Джеймс Грин, работник мастерской упаковочных материалов, привлекли его внимание только тогда, когда оба затормозили перед ним с воплями «Убийство! Преступление! Ещё одна женщина!»

Из этого «ещё» Чандлер заключил, что таинственный Уайтчапельский садист сработал снова. Причём в его районе и перед самым окончанием дежурства… Инспектор послал Бёрбанка за проживавшим поблизости доктором, а сам, не скрывая досады, двинулся вместе с Грином по адресу его работы — Ханбюри стрит, дом 29. По дороге Грин сбивчиво рассказал, как пять минут назад, проживающий в этом доме извозчик Джон Дэйвис обнаружил на заднем дворе дома мёртвую женщину, изуродованную самым страшным образом. Дэйвис побежал в ближайший участок, а Грин и Бёрбанк бросились на поиски дежурных констеблей.

Дом 29 был трехэтажным строением: на первом этаже помещались разделочная еды для домашних животных, принадлежавший миссис Хардиман, а также «Мастерская Миссис Ричардсон. Грубые ящики для упаковки». Миссис Хардиман и миссис Ричардсон, включая их семьи, занимали также жилую часть первого этажа. Остальные комнаты в доме арендовали ещё шесть семей. В общей сложности в доме проживало 17 человек.

Боковая дверь здания вела к лестнице на верхние этажи и в узкий коридор, отделённый от магазинчиков и жилых помещений глухой стеной. Коридор выводил на задний дворик, отгороженный от других внутренних двориков шестифутовым деревянным забором. Рядом с забором, который делили между собой дом номер 29 и дом номер 27, в неестественной позе — подогнув ноги и широко разведя обнажённые колени — лежала женщина. Левая её рука покоилась на груди, правая была вытянута вдоль туловища. Как и в случае с Полли Николс, юбки убитой были высоко задраны. Но только намного выше. Так, что были видны окровавленные бёдра и живот. Точнее, кровавая дыра вместо живота. В отличие от предыдущей эскапады, преступник на этот раз пошёл гораздо дальше. Живот женщины был не просто вскрыт: огромный пласт кожи и тканей был аккуратно выкроен из верхней его части. Убийца аккуратно разместил кровавую массу над правым плечом жертвы вместе с перепутанными узлами кишечника, желудком и ещё чем-то страшным, утопающим в щедрой, густеющей луже крови. Аналогичного размера пласт тела был удалён из нижней части живота: разрез тщательно огибал гениталии с двух сторон. Удалённой части брюшной полоста поблизости не было.

Джон Дэйвис привёл полицейских в 6 часов 30 минут. Полицейские прибыли не одни: с ними появился Джордж Багстер Филипс, хирург и консультант полиции. Это был добрейший и уважаемый всем Ист-Эндом человек, который выглядел старомодно и чудаковато даже в викторианские времена. Филипс, в свои пятьдесят с лишним, был одним из немногих врачей, имеющих опыт в криминальной медицине. Двадцать три года опыта, если точнее. Поэтому для любого лондонского коронера его мнение в вопросах патологоанатомии было решающим.

Доктор Филипс протиснулся сквозь толпу местных жителей и случайных прохожих, распихивая набившихся в коридоре зевак пузатым докторским чемоданчиком. Дальше ступенек, ведущих на задний двор, народ не совался: Чандлер запретил кому-либо кроме ожидавшегося патологоанатома доступ к месту преступления и поставил двух новоприбывших полицейский преграждать дорогу наиболее любопытным. Никто правда и не пытался: большинству хватало одного взгляда на располосованное тело женщины, чтобы малодушно ретироваться наружу и присоединиться к ажиотажу, бушевавшему на Ханбюри стрит. На их место тут же протискивалась новая группа зевак, которых незамедлительно обеспечивала растущая на улице толпа.

— Ну, что тут у нас, друг мой? — поинтересовался Филипс, спускаясь из коридора во двор. Уровень земли во дворе был ниже на три ступеньки.

— Номер два, — хмуро ответил сидевший на корточках Чандлер, пристально разглядывая что-то рядом с трупом. — Доброе утро, доктор. Или следует сказать: гнусное утро? Уж простите за откровенность.

— Приветствую вас, инспектор Чандлер. Давненько не виделись. А я, знаете ли, не успел плотно позавтракать, — пожаловался доктор Филипс. — Сдаётся мне, что аппетит я тут с вами не нагуляю.

— Я такого ещё не видел, — невпопад ответил Чандлер. — Мясник. Просто мясник… Разве может человек в здравом рассудке учинить такое с другим человеком. А как вам вот эта демонстрация аксессуаров?

Филипс присел рядом. Чандлер указывал на лоскут грубого муслина и две миниатюрные расчёски, аккуратно разложенные у ног убитой. Расчёски были помещены на раскрытом картонном футляре с идеальной параллельностью друг к другу.

— Видимо, это всё, что у неё было при себе, — прокомментировал Чандлер.

— Педантичный субъект, — заключил Филипс. — А это что? Какие-то таблетки? — он указал Чандлеру на две пилюли, покоящиеся возле головы убитой на столь же аккуратно развёрнутом клочке бумаги. Доктор извлёк из чемоданчика пинцет и бумажный пакетик. Таблетки перекочевали в пакетик. Прихватив пинцетом бумажный обрывок, Филипс рассмотрел его во всех сторон и сунул под нос Чандлеру.

— Это кусок конверта. Конверта Сассекского Полка. Видите вот тут синий военный штамп? Жаль, нет целиком адреса. Только буква «М»… А чуть пониже, буквы «СП». Должно быть, Спиталфилдс… — Филипс опустил клочок в тот же пакетик, что и таблетки, и передал его Чандлеру. — Что ж, давайте посмотрим, что он тут натворил…