ГЛАЗА ПРОПАСТИ - Страница 19

Арлингтон постоянно возвращался в своём письме к тому, что произошло двадцать лет назад. В этом, казалось мне, заключались ответы на все предыдущие вопросы. Паранойя Арлингтона имела ещё одну грань: он принимал всех троих посетителей за одного и того же человека. Человека из прошлого, вернувшегося за ним через двадцать лет. Было ли это иносказанием, намёком на принадлежность к какой-то всесильной секте? На передачу каких-то функций от одного поколения другому? Названия ли книг, как некие пароли, тайные ли жесты или знаки — что-то ведь натолкнуло его на эту мысль! Не одинаковая же манера улыбаться, которую он приписал всем троим. Калебо упомянул, что «он», этот человек, может быть девой юной сегодня и китайцем дряхлым завтра… Исключая оборотней и магию, что он имел в виду? Многоликость международного тайного общества? Некую секретную, эзотерическую доктрину, передаваемую от одного его члена другому?

Да, господа присяжные. Работа предстоит серьёзная. Калебо придётся рассказывать мне всё очень обстоятельно и в самых ярких подробностях. Начиная с этого дурацкого манускрипта Войнича, за которым охотится эта секта.

Тем не менее… Предположим, что мы действительно имеем дело с неким тайным обществом кровавых друзей книги. Получается, что они добровольно положили свои жизни на алтарь антикварной литературы? По крайней мере, старуха и подросток. Кстати, сами по себе — необычные кандидаты в члены секретной ложи букинистов. И не только они… Сайид Рахман тоже полностью выбивается из разработанного мною сценария. Каким образом юноша-мусульманин из традиционной бангладешской семьи возник во всей этой истории? Я припомнил, что он был найден ранним утром в субботу в национальном костюме бенгали — белая рубаха и шальвари. То есть, в пятницу вечером, он скорее всего в этом наряде ходил в мечеть, как полагается среди бангладеши. Наверное, в Джамму Масджид на Брик Лэйн. Предположим, что новый Джек Потрошитель — это пакистанец, бангладеши или индиец, внешне напоминающий Рахмана. Но к чему все эти хирургические ужасы с телом Рахмана. К чему эти дешёвые косметические спецэффекты на собственном теле? Психологическое давление? Аллюзии к старым фильмам о зомби, что, кстати, немедленно пришло в голову Арлингтону? Неужели члены этой секты так хорошо знали психику Арлингтона, его ночные кошмары и потаённые страхи, что пошли на убийство Рахмана, а затем и на изощрённое издевательство над трупом в манере «мастерской Джека Потрошителя»? И всё это только для того, чтобы довести Арлингтона до самоубийства и остаться ни с чем? Хотя, тут я не прав. Каким-то образом они всё-таки вышли на Калебо. А может быть на него и не нужно было выходить? Если когда-то, двадцать лет назад, они уже добрались до Мишель Калебо, то Люк Калебо не был таким уж неизвестным в этом уравнении. Скорее — неподвижной мишенью, ожидающей своего часа… Арлингтон несомненно пытался предупредить его, но по тону письма мне показалось, что оригинал рукописи у кого-то ещё. Кого-то третьего, о ком знает Арлингтон. И, вероятно, Калебо.

Маршан был прав, что послал наряд полицейских охранять профессора языкознания.

Мне тут же вспомнились намёки Маршана на каких-то очень важных людей заинтересованных в безопасности Калебо. Гипотеза о тайном обществе, впервые в шутку высказанная Хендерсоном, стала обретать под собой осязаемые черты международного заговора. Надо поинтересоваться у семьи Рахмана, не появились ли у него в последнее время новые и необычные друзья. Не изменилось ли у него настроение, не обнаружились ли новые привычки, не было ли частых телефонных звонков от незнакомых семье людей. Я был уверен, что Гибсон из отделения на Бетнал Грин уже задал наводящие вопросы из этой серии, но долг и любопытство требовали, чтобы я сам поговорил с семьей Рахмана. О чём я и сделал пометку в блокноте.

Мы остановились в Ашфорде. В салоне прибавилось ещё пара человек, и после двухминутной стоянки поезд отправился дальше. В скором времени мы должны были въехать в туннель. Следующая остановка — Лилль. Уже на французской территории.

Я чувствовал, что в своих размышлениях захожу в полный тупик. Тема Джека Потрошителя никак не вязалась с гипотезой о секретном обществе. Неужели они разыграли весь этот спектакль только для того, чтобы воздействовать на психику Арлингтона? В таком случае, производительность их совместного труда была невелика. Арлингтон ни разу в своём письме не упомянул о том, как был убит Рахман. Похоже, что он даже и не знал всех деталей: «Вечерний Стандарт» опубликовал паспортную фотографию Рахмана и, по настоянию полиции, ограничился лишь несколькими скупыми строчками. «Зверски убитый в Ист-Энде» — так по-моему Арлингтон отозвался о Рахмане. Ни слова о Джеке Потрошителе. Даже в связи с нарочито продемонстрированным ему косметическим подобием патологоанатомического шва…

А если бы Арлингтон газет не читал? Я вот, например, не читаю. Только руки пачкать и расстраиваться. Пропала бы затея.

В этот момент я был приятно отвлечён от скорбных размышлений. Привлекательной наружности девушка в униформе проводницы Евростара вручила мне обеденное меню (выбор всего из двух блюд, но какие красноречивые описания десерта, сыра и вин!) и поинтересовалась, что я буду пить. Я тут же купился на её чрезвычайно сексуальный акцент. Французским винам я предпочитаю французский акцент. Когда француженка говорит по-английски — это уже пятьдесят процентов того самого «жё не сэ куа», что притягивает меня к противоположному полу. А эта девушка обладала и всеми остальными пятидесятью процентами: миниатюрная шатенка, глаза в пол-лица, огромные ресницы, густые, как стог сена, каштановые волосы. Евростаровский значок на груди констатировал, что чаровницу зовут Южени.